Московское ополчение
(Два рассказа о пожертвованиях "для военных действий")

Открыли подписку на пожертвование для военных действий; все стремительно бросились к подписному листу, чуть-чуть не вырывали друг у друга пера, каждый скорее хотел внести туда цифру жертвуемой им суммы. Ожили Минины и Пожарские, доблесть их отразилась в их потомках!... Кто видел, тот никогда не забудет того светлого взора, которым монарх, казалось, благословил народ свой на славное начало великого дела. В то же время избран был начальником московского ополчения князь Кутузов.
После того учредились два комитета: один для приема ополченцев, другой для пожертвований.
Имена жертвователей не должны быть забыты в потомстве, воскресим память их. Из купечества: Грд. голова Куманин пожертвовал 50 тысяч р. Григ. Абр. Кирьяков 50 т., Алексеев 50, Мазурин 25, Лухманов 25, Корзинкин 25, Пантелеев 25, Живов 25, П. И. Кожевников 40, Савельев 25, Титов 20, Г-жа Бекетова 60, Ярдев 25, Козлов 15, Зосима 15, Лепехин 10, Красильников 10, Дубровина 15, купч. Бородина 10, Шевалдышев 5, Лепехин 10, и прч. и прч. Из дворян, кроме выставки ополченцев, жертвовали значительными суммами: кн. С, М. Голицын, кн. Я. Б. Юсупов и гр. А. А. Орлова. Монастыри, в том числе и Троицкая Лавра, по распоряжению Митроп. Платона, пожертвовали 10,000 р. кроме других ценных серебряных слитков; священнослужители, церковные причетники, чиновники, артисты театра, - одним словом: все классы народа, даже самые бедные несли туда свои лепты. Купец Рахманинов жертвовал сукном для ополченцев, а портной Гетман даром шил им одежду.
Московское дворянство выставило 80 тыс. ратников, вот какой был костюм их: Штаб - и Обер-офицеры имели общие армейские мундиры, конные и пешие егеря и казаки - одеты были в русские серые кафтаны из толстого сукна и такие же шаровары; рубашки на них были с косым воротом, на шее платки, на голове суконные фуражки, сапоги, смазные, сверх шаровар; кафтаны широкие, чтоб можно было надеть под них полушубки, длина их по колено, кушак имел кто какой хотел; фуражки удобные и для холодного времени, чтоб можно было подвязывать их сверх ушей под бородою, ранцы кожаные или телячьи, просторные, для того, чтоб можно было уложить в них сухарей на трое суток. Сотенные начальники ратников получали жалованья по 30 р. в месяц, прочие офицеры по 20. В то время это были почтенные денежные цифры.
// Любецкий С.М. Москва в 1872 г. и Москва в 1812 г. - М., 1872. - С. 86-88.

2 сентября 1812 года

Из книги: 1812 г.: утро, посвященное памяти Отечественной войны. - М. б.г.

В семь часов утра, 2 сентября, поднялся брат, а в восемь был уже за Покровскою заставой. Ужасом наполнилось сердце его, когда проезжал он по опустевшим бесконечным улицам Москвы, мимо высоких зданий, коих жители, казалось, все вымерли: ни лица, ни голоса человеческого. На пути из края в край обширнейшего города, встретил он всего человек семь или восемь общипанных, оборванных, с подозрительными фигурами, которые как будто еще прятались, зловещие тени, которые быстро исчезали. Но, приближаясь к заставе, для всех уже открытой, толпы людей становились все гуще и гуще; проехав уже ее, с трудом мог он подвигаться вперед посреди плотной массы удаляющихся. Беспорядок, в котором остаток народонаселения московского спешил из нее, являл картину, единственную в своем роде, ужасную и вместе с тем несколько карикатурную.
Там виден был поп, надевший одну на другую все ризы и державший в руках узел с церковною утварью, сосудами и прочим; там четвероместную, тяжелую карету тащили две лошади, тогда как в иные дрожки впряжено было пять или шесть; там в тележке, которая еще и поныне. в большом употреблении между средним состоянием, сидела достаточная мещанка или купчиха, в парчовом наряде и в жемчугах, во всем, чего не успела уложить; конные, пешие валили кругом; гнали коров, овец; собаки в великом множестве следовали за всеобщим побегом, и печальный их вой, чуя горе, сливался с мычанием, с блеянием, со ржанием других животных.
Шаг за шагом, в продолжении нескольких часов проехав таким образом верст пятнадцать, брат мой решил остановиться, опасаясь, что далее не найдет убежища по бесчисленности спутников. Немногие последовали его примеру; более боязливые весь день и часть ночи продолжали печальное свое шествие. Ночью сделалось почти светло: огненный столб поднялся над Москвою, когда загорелись в ней винные или водочные магазины. Как ни привык мой брат к зрелищам разрушения, ни которое так сильно его не поразило. Ф.Вигель. (С. 26).

Русские покидают Москву сент. 1812 г. (С Нюрнбергской гравюры).
Вступление французов в Москву. (Немецкая лубочная картина).

Пожар Москвы

Да, не холодна была встреча Наполеону; в этот же день, еще утром, показались густые клубы дыма над гостиным двором, но едва только Наполеон въехал в Кремль - ярко вспыхнули москательные лавки, масляные ряды, Зарядье, Балчуг и окрестности Яузского моста, где расположился было квартировать Мюрат; наконец запламенел и лесной ряд (около Остоженки). Между тем французы, рассыпавшись по земляному городу, добрались до каретного ряда; там оставалось еще много экипажей, (покинутых хозяевами, за недостатком лошадей); неприятельские генералы выбрали себе по экипажу и отметили их своими фамилиями. Но вдруг запылал и каретный ряд, вероятно зажженный самими хозяевами каретных лавок, чтобы добро их не доставалось врагам. Потом пожар забушевал на Солянке, перекинулся за Яузский мост и далее; он вспыхнул вдруг в 11 местах. Три дня особенно страшно свирепствовало сокрушающее пламя в Москве; с 5-го на 6-е числа загоралось Замоскворечье, мосты на реке, так же барки с хлебом охватились огнем. Общее пламя как будто слилось, сплотилось в потоке раскаленной лавы и обвилось ярким венцом над несчастною Москвою. Оно представляло собой волнующееся, огнедышащее море, волны которого хлестали по зданиям города. К довершению этого бедствия, поднялся северо-восточный ветер, страшный союзник пожара; от разряжения воздуха закрутил быстрый вихрь...
Громкие вопли народа, плач детей, резкий барабанный бой, колокольный набат, грохот падающих стен и выстрелы, прорезавшие воздух, заглушались порывами гудящего ветра, все эти звуки соединились в какой-то неопределенный гул, в адскую музыку, раздирающую слух и надрывающую душу отчаянием. С колоколен обрывались колокола и падали с глухим звоном, огромные головни летали из улицы в улицу, пылающие бревна перекидывались с дома на дом; посыпались блёски искр и закипали огненным фонтаном, дождем, каскадами; особенно ярко горел казенный винный двор и сальные заводы, пламя яростно впилось в них и охватило их своими огненными языками; змеями извивалось оно по крышам зданий, выметывалось в окна, и с оглушающим шумом высоко взбрасывало на воздух лопающиеся винные бочки, объятые пирамидальным, голубым огнем. По улицам потекли огненные реки, а бедные голуби, рассказывают очевидцы, спугнутые с гнезд своих, в охотном ряду, вились - кружились над огнем не находя себе нигде приюта. Собаки с вытьем метались по улицам, разнузданные лошади с ржанием скакали в разные стороны, несчастные горожане, в каком-то исступлении, спешили вытаскивать из домов своих образа, ставили их у ворот и, задыхаясь от дыма, опаленные огнем, метались, сами не зная куда.

В. Верещагин. Зарево Замоскворечья

В. Верещагин. В Успенском соборе.

Театр на пепелище

Не сладко было тогда жителям Москвы. Но не с медом приходилось и неприятелю. И вот, чтобы хотя несколько скрасить тяжкую долю своих солдат, Наполеон решил доставить им их любимое удовольствие и приказал устроить театр, благо в городе осталась часть французской труппы. Приглашенные актеры и актрисы явились в отрепьях.
Трагик пришел во фризовой шинели и ополченской шапке. Комик - в семинарском сюртуке и треуголке. Другие явились без сапог и с дырявыми локтями. Наконец, пришел и такой, который прикрывал свою наготу случайно уцелевшим у его товарища плащом.
«Трудно было устроить театральный представления в совершенно разграбленной Москве, - говорить одна современница-актриса, - где женщины не имели ни платья, ни башмаков, а мужчины - ни одежды, ни сапог, где не было гвоздей, чтобы укрепить кулисы, не было масла для ламп. Когда нам объявили об этом намерении, я приняла это за шутку. Но это было вполне серьезно».
Наполеон приказал дать оборванцам приличное платье. Костюмы для действующих лиц были сшиты из расхищенного атласа, кружев, бархата и церковных риз. Оркестр составился из гвардейских музыкантов. Пьесы для постановки назначал лично Наполеон. У некоторых помощников были тогда свои театры. Отыскивая подходящее помещение, дворцовый комендант узнал, что в уцелевшем от пожара доме Познякова на Никитской имеется вполне оборудованная сцена. Он поспешил туда. Оказалось, что тут уже успели побывать мародеры. Драпировка была сорвана, мебель поломана, подсвечники исковерканы. Все это наскоро подновили, покрасили и поправили. Занавес сшили из парчи, ложи отделали краденым плюшем и бронзой, протянули растасканные из различных гостиных цветные ковры и поставили дорогие кресла, а с потолка спустили церковную люстру. Когда все было готово, на Тверской, а также в Леонтьевском переулке, появились на столбах объявления об открытии театра. У входа в него были наклеены рукописные разноцветные афиши: «Сегодня, 12 сентября, представлены будут комедия «Игра любви и случая» и водевиль «Любовник, сочинитель и лакей».
Наконец, среди погромленной и спаленной Москвы, грянула музыка. В креслах сидели солдаты. Передние ряды занимала старая гвардия в полной форме с крестами Почетного Легиона на груди. В ложах блистал генералитет и офицерство едва ли не всех народов Европы.
Цены за места были умеренные. Часть сбора шла на освещение и отопление театра, остальное - в пользу исполнителей. Маршалы и генералы с их штабами постоянно посещали спектакли, горстями отсыпая деньги на прилавок. Даже нижние чины, - и платили дороже назначенной расценки и никогда не требовали сдачи. Для укрепления в армии веры в то, что в Москве решено перезимовать, всей труппе - было уплачено за 6 месяцев вперед.
В глубоком мраке и жуткой тишине ночей ярко освещенный и переполненный театр казался зловещим факелом. Все улицы с остатками обгорелых построек были пустынны. Лишь Никитская с наступлением вечера загромождалась экипажами и каретами. Они вереницей тянулись к театральному подъезду и по окончании спектаклей, сверкая фонарями, мчались по разным направлениям обратно. У театра оставался только усиленный караул и ряд чанов с водой, так как боялись поджога.
Наполеон в театр не бывал. Для него во дворце были устроены концертные подмостки, на которых выступали учитель пения в Москве, известный певец Таркинио, и пианист Мартини.
Помимо театральных развлечений солдаты и сами иногда устраивали себе вечеринки.
// Москва спаленная…. - М., 1912. - С. 31-33.

Французы уходят из Москвы

Перед выступлением из Москвы Наполеон сознал, что его иначе и не считали, как врагом, а потому отдал приказ маршалу Мортье с 8,000 гарнизона, взорвать Кремль и все достопримечательные здания, а сзади армии все жечь; сам 7 октября рано утром, через Калужскую заставу выехал верхом из Москвы на Калужскую дорогу; с ним отошло от Москвы 105,000 войска, разных экипажей из Каретного ряда, обозов и семейств до 10,000. Войска и обозы были отягощены богатой добычей и думали пожить с ней хорошо.
На десятой версте Наполеон завтракал, хвалился, что удачно отправил раненых из Москвы на Можайск во Францию, а то бы русские варвары их всех перебили. Получив сведенья о поражении Мюрата, говорил, что Мюрат напрасно не обошел русских под Тарутиным, русские по своей лени никогда бы на него не напали, начал беспокоиться за корпус Мортье, оставленный для взрыва Москвы и отдал приказ не идти по старой Калужской дороге к Кутузову, а свернуть по новой - к Малоярославцу.
Русский генерал Беннигсген, стоявший с войсками в Клину, когда услышал о выступлении Наполеона из Москвы и о распоряжении взорвать Кремль, отправился с ротмистром Нарышкиным в качестве парламентера в Москву хлопотать, чтобы не взрывали Кремля, но по Тверской улице ехал с одним распущенным белым платком без трубача, а потому около Иверской часовни, 10 октября, не смотря на все его возражения, и взят был в плен.
В полночь на 11 октября Мортье поджег Кремлевский арсенал и другие здания, раздался сильный взрыв, за которым последовало еще шесть взрывов, разрушены были дворец, Грановитая палата, боковая пристройка колокольни Ивана Великого, арсенал; стены Кремля были также во многих местах повреждены, но Кремлевские соборы уцелели.
В Новодевичьем монастыри Французы жили, как в крепости, постоянно кутили, вина туда навезли бочками. Оставшихся там старух-монахинь не обижали, даже через Даву выхлопотали им у Наполеона разрешение совершать в соборе службу. Но при выходе из Москвы, все-таки, в занятых ими зданиях разбросали зажженные свечи и под собор подложили громадное количество пороху, провели к нему длинный, прокатанный в порохе, фитиль и подожгли, а сами ушли. Но монахини после французов начинавшиеся пожары потушили и, проходя рано утром мимо церкви, увидели задержавшуюся на время в фитиле искру, не зная, для чего она была назначена, ничто же сумняшеся, наступили на фитиль и погасили. От этого случайного поступка не только остались целыми собор, красивая колокольня, но и весь монастырь.

"Инокиня Сарра спасает Новодевичий монастырь от взрыва"
Иллюстрация из книги: Н.П.Розанов Московские святыни в 1812 году. - М., 1912. - С . 38.

Наполеон уведомил всю Европу, что «Москва не существует».
// Селезнев М.Т. Любопытные рассказы из 1812 года: из времени и жизни Наполеона I–го и его сподвижников: с описанием Храма Христа Спасителя и других памятников Отечественной войны с рисунками / М.Т. Селезнев. - 1891. - С. 107-108.

Иллюстрации из книги:

Любимов Н. Крестный ход вокруг Кремля в память спасения России
в 1812 году / Н. Любимов. - М., 1912. - 16 с.
Взрыв Ивановской колокольни
Взрыв стен Кремлевских
Взрыв Никольской башни

Восстановление Москвы

Исполнилось желание русского народа: Наполеон оставил Москву, но оставил ее разрушенной, разграбленной и; сожженной. Пылая злобой и местью, он приказал маршалу Мортье, еще остававшемся в Москве, взорвать стены Кремля. И, получив известие о том, что Мортье исполнил его приказание, он со злобной радостью воскликнул: "Кремль, арсенал и магазины - все разрушено; древняя столица России и древнейший дворец ее царей не существует более; Москва превращена в груды развалин, в нечистую зловонную клоаку; она утратила всякое значение - военное и политическое, она предоставлена на произвол русских нищих и грабителей".
К счастью, это заключение Наполеона не оправдалось на деле. Действительно, почти все кремлевские здания, в том числе Грановитая Палата и царский дворец, были разрушены взрывом; но это не помешало Москве со временем оправиться от ужасных ран, нанесенных ей злобным неприятелем, и снова стать во главе русских городов.
После того, как последние отряды неприятеля покинули Москву, жизнь в ней, и вообще во всей Московской губернии, мало-помалу начала входить в свою колею. Несмотря на то, что, в первую минуту после ухода французов, по всей Москве, как доносил князь Голицын Кутузову, "начался грабеж, который (был) остановлен войсками, вступившими в столицу" - уже 3-го ноября гражданский губернатор Обрезков доносил фельдмаршалу о том, что он "уже занялся приведением почти в прежний порядок, дабы повсюду открыть сообщение без наималейшего помешательства..." Почтовые станции из выжженных селений переносились в те, которые остались целыми, и, таким образом, скоро уже начала функционировать почта.
Граф Ростопчин, первым вернувшийся в Москву после ухода неприятелей, тоже тот час же занялся в ней приведением жизни в нормальные условия. Он распорядился, чтобы в столицу возвратились все те казенные заведения, которые, на время французского нашествия, перенесены были в другие города - Нижний Новгород, Рязань, Владимир, Казань и т. д. Первой была устроена Пробирная Палата, за ней Казенная Палата, Губернское Правление, Управа Благочиния, Медицинская Контора. Городская Дума могла устроиться в Москве только 21 января во временно отведенных для нее домах на Мясницкой и Покровке. Для оказания возможной помощи пострадавшему бедному населению Москвы, граф Ростопчин 27 ноября писал, что "учреждается в Приказе Общественного Призрения особенное отделение, в которое будут принимать всех тех, кои лишены домов своих и пропитания; а для тех, кои имеют пристанище и не пожелают войти в дом Призрения, назначается на содержание чиновных по 25, а разночинцев по 15 копеек в день на каждого, что и будет выдаваться еженедельно по воскресным дням в тех частях, в коих кто из нуждающихся имеет жительство, по билетам за подписанием г. Главнокомандующего в Москве".
Москва сравнительно быстро приобретала свой обычный вид. Развалины домов и массы трупов были скоро убраны, благодаря энергичным действиям Ростопчина и самого Государя, который ставил на вид необходимость убрать все трупы, как в городе, так и в Московской губернии вообще, до наступления весны. Это было необходимо, потому что неприбранные тела разлагались, отравляли воздух, и с теплой погодой, благодаря им, могли начаться какие-нибудь эпидемические болезни. Уж и так начали бродить темные слухи, что в Москве люди стали умирать от заразных болезней, но на самом деле этого не было; Ростопчин писал: "...доказательством, что их (болезней) не было и нет, служить приезд ежедневно множества здешних жителей, занимающихся иные поправлением, другие построением домов, коих число простирается до 70000 человек. Уже выстроено до 3000 лавок, в коих торгуют и на торгах нет проезду. Поставя обязанностью известить о сем всеместно, надеюсь, что Москва паки признана будет здоровым городом".
// Апухтин В.Р. Сердце России первопрестольная столица Москва и Московская губерния в Отечественную войну / В.Р. Апухтин. - М., 1912. - С. 14-15.

Цифры официальной статистики 1812 - 1822 гг.

Для полной картины пожарища Москвы и для удовлетворения любопытных, особенно жителей Москвы, представляю официальное статистическое сведение о числе жителей в ней, до нашествия в нее неприятелей и о числе погоревших в Москве зданий, сравнительно с 1822 годом (десятилетняя разница).
Потомственных и личных дворян в 1812 году было 14,247 ч. в 1822 - 14,724; приказнослужителей 1898, 1822 - 3101, Священно и церковно-служителей с монашествующими 4,804, а в 1812 г. 4,388; купцов 20,277 и 1822 г. 9392 (значительная разница; мещан: 18,853 - 28,029, цеховых 6,192 - 10,384; иностранцев: 2,862 - 2,385; разночинцев 10,135 - 10,069; солдат 16,395 - 21,893 фабричных: 4635 - 1854; ямщиков 1,654 - 1882; дворовых людей: 84,880 - 53,541; (замечательные цифры для того времени); крестьян: 70,299 - 234,400 челов. В 1822 г. в сравнении с 1812 число г. жителей в Москве оказалось менее, на 22,731 человек.
Домов в 1812 г. было в Москве каменных: 2,567; из них выжжено 2041 (осталось 526) деревянных: 6,591, выжжено 4,491 (осталось 2,100); лавок каменных было: 6,324 выжжено 5335 (осталось 989); деревянных: 2,197, выжжено, 1818 (осталось 379); не совсем сгоревших, а только обгорелых домов каменных: 180, деревянных 223; порожних загороженных мест: 367, незагороженных: 223; кроме того сколько еще было обгорелых церквей, без глав и крестов, надтреснутых от жара; (из 237 ц. 12 из них сгорели, а 115 обгорели; прочие разграблены).
// Любецкий С.М. Москва в 1872 г. и Москва в 1812 г. Ч. 2. - М., 1872. - С. 58-60.