|
|
 |
Из книги: 1812 год в русской поэзии: сборник стихотворений и песен (исторических и военных), посвященных Отечественной войне, Александру I и Наполеону: для учащихся / сост. К.В. Елпатьевский. - СПб., 1911. - С. 30. Партизанская песня |
|||
 |
Вкушает враг беспечный сон, Но мы не спим, мы надзираем - И вдруг на стан со всех сторон, Как снег внезапный, налетаем. В одно мгновенье враг разбит, Врасплох застигнут удальцами, И вслед за ними страх летит С неутомимыми донцами. |
Свершив набег, мы в лес густой С добычей вражеской уходим И там, за чашей круговой, Минуты отдыха проводим. С зарей бросаем свой ночлег, С зарей опять с врагами встреча, - На них нечаянный набег Иль неожиданная сеча. |
 Партизаны в 1812 г. Худ. Б. Зворыкин 1911 г. |
 «Над голубым Неманом плыл дым от костров. Передовые части громадной армии ждали сигнала к переправе. Все зависело от маленькой фигурки в треугольной шляпе и сером сюртуке, которая тяжело сидела на белом коне. Эта фигурка на холме видна была издали. От нее ждали знака идти на русскую сторону.Но Наполеон не давал знака. Он разглядывал молодой сосняк и желтые курганы, лежавшие на той стороне. Там не было ни живой души. Удивительны были и эта тишина и полное отсутствие русской армии. Так не начиналась еще ни одна война. Правда, эта война не была похожа на обычные войны. Наполеон готовился к ней тщательно. Огромное, небывалое в истории количество людей, пушек, лошадей, обозов должно было двинуться на Россию. Двенадцать европейских стран участвовали в этом походе. Триста тысяч солдат у Ковно, семьдесят восемь тысяч у Гродно и тридцать четыре тысячи на Буге. Полторы тысячи орудий. - Я иду на Москву, - сказал Наполеон в Варшаве, - и в одно или два сражения все кончу. Император Александр будет на коленях просить мира. Я сожгу Тулу с ее оружейным заводом и обезоружу эту страну. Москва - сердце России... Исход кампании считался предрешенным. Русская армия была почти в три раза меньше. Наполеон готовил то, что он сам и его приближенные называли «большим ударом». Молниеносный маневр, прыжок, неожиданный удар превосходными силами - и, наконец, мир в завоеванной столице. Впрочем, в этой особенной войне допускалось, что поход несколько затянется. Но вряд ли сможет Россия долго сопротивляться... На зеленом холме над Неманом блистала золотым шитьем группа маршалов. Все сидели на лошадях в торжественном, напряженном ожидании, словно перед началом праздничной церемонии... Наполеон много говорил об этом великом походе: «Я пришел, чтобы раз навсегда покончить с колоссом северных варваров. Шпага вынута из ножен. Надо отбросить их во льды, чтобы в течение 25 лет они не вмешивались в дела цивилизованной Европы. Балтийское море должно быть для них закрыто... Цивилизация отвергает этих обитателей севера. Европа должна устраиваться без них...» Человек в маленькой треуголке поднял руку с перчаткой и опустил ее вниз жестом, каким дирижер большого оркестра начинает исполнение симфонии. Тяжело громыхнула пушка. Первое ядро перелетело через Неман и пошло ломать чащу. Гулкий звук долго перекатывался над водой. Но его тут же перекрыли другие звуки: пронзительное пение кавалерийских рожков. Уланский полк галопом проскакал мимо холма и с криком «Да здравствует император!» бросился в воду. Голубой Неман заплескал малиновыми шапками. - Поздравляю вас, господа, - тихо произнес Ней, - мы вошли в Россию. Шпага была вынута из ножен». |
В городе Красном стоял наш отряд в 8,000 человек под начальством Неверовского. Казаки сказали, что француз «валом валит». Неверовский отступил из города и расположил свой отряд в удобном для сражения месте. Наполеон предоставил коннице Мюрата взять отряд Неверовского; тогда наша пехота образовала каре, чтобы можно было стрелять во все стороны; уже французы разоряли наших драгунов и казаков, изрубили половину артиллеристов, захватили нисколько пушек и понеслись на пехоту. Неверовский сказал солдатам: «Ребята! помните, чему вас учили: никакая кавалерия не победит вас; только в пальбе не торопитесь, стреляйте спокойно и метко. Никто не смей начинать без моей команды!». 15,000 кавалерии понеслось на отряд. Тогда на встречу неприятелю разом загремели ружейные выстрелы. неприятельские всадники повалились с лошадей и устлали своими трупами землю, а другие в беспорядке бросились назад. Отбив так удачно первое нападение, крикнул Неверовский: «Хорошо, ребята, поздравляю! «Рады стараться! Ура!» ответили солдаты. Неверовский отступал, как лев, и на 12 верстах выдержал до сорока атак. Дорога, по которой шли наши полки, была обсажена березами и обведена канавами, - это несколько облегчало отступление. Неприятельская конница то и дело налетала с боков и с тылу, но каждый раз ее встречали и прогоняли ружейными выстрелами. Только за шесть верст от Смоленска неприятель прекратил нападения, и наши полки свободно могли вздохнуть. 3 августа армия Барклая-де-Толли была в 40 верстах, а Багратиона в 30 верстах от Смоленска. Наполеон придвигал 180,000 человек и немного не опередил наших к Смоленску. |
 Петер Хесс. Подвиг генерала Неверовского под Красным 2 августа 1812 года |
 «После двухдневной героической обороны Смоленска войсками Раевского, Неверовского и Дохтурова русская армия, оставив город, отступала по старой Смоленской дороге...17 августа батальон Дениса Давыдова, особенно отличившийся в делах под Катанью и Дорогобужем, стоял близ Царева Займища. Сюда на рассвете прибыл новый главнокомандующий Михаил Илларионович Кутузов, только что пожалованный титулом светлейшего князя. Войско встречало его с неописуемым восторгом. И Денис, в тот день увидевший прославленного русского полководца, вполне разделял общие чувства. Кутузов в сюртуке без эполет, в белой фуражке, с шарфом через плечо и с нагайкой через другое ехал на гнедом иноходце. Массивная фигура Кутузова, крупные черты лица, пухлые щеки, мягкий голос и добродушная улыбка создавали благоприятное впечатление. Главнокомандующего сопровождала большая свита. Денис разглядел среди свитских господ и пасмурного Барклая, и долговязого Беннигсена, назначенного начальником главного штаба, и Ермолова, и Раевского, но особенно бросилось в глаза довольное лицо Багратиона, ехавшего на белой лошади несколько впереди других. Запретив выстраивать войска, Кутузов стал осматривать их на марше. Подъехав к одному из пехотных полков, он неожиданно остановился. Солдаты засуетились, начали вытягиваться, чиститься, строиться. Кутузов слегка поморщился, махнул рукой. - Не надо, ничего этого не надо, - сказал он. - Я приехал только посмотреть, здоровы ли мои дети? Солдату в походе не о щегольстве думать, ему надо отдыхать после трудов и готовиться к победе. Заметив, что растянувшийся на дороге обоз какого-то генерала мешает проходить пехоте, Кутузов подозвал одного из своих адъютантов и приказал: - Отведи, голубчик, эти экипажи в сторонку. Солдату каждый шаг дорог, скорей до места дойдет - больше отдохнет. О солдате более всего попечение иметь надлежит! Когда же обоз освободил дорогу, а следовавший за ним полк егерей в стройных рядах и боевом порядке приблизился к главнокомандующему, он, сняв фуражку и приветливо помахав войскам, воскликнул: - Как с такими молодцами отступать да отступать! Слова главнокомандующего стали передаваться из уст в уста... - Приехал Кутузов бить французов! - эта крылатая солдатская фраза быстро облетела войска. И дымные поля биваков, как отмечают очевидцы, огласились песнями и музыкой, чего давно уже не бывало». |
 «Было шесть часов утра. Гулко грохнула в туманном воздухе, против русского левого крыла, первая французская пушка. На ее звук раздался условный выстрел против правого русского крыла - и разом загремели сотни пушек с обеих сторон. Перовский вскочил, выбежал из палатки и несколько секунд не мог понять развернувшейся перед ним картины. Вдали и вблизи бухали с позиций орудия. Солдаты корпуса Багговута строились, между их рядов куда-то скакали адъютанты. Сев на подведенного коня, Базиль поспешил за ними.Слева на низменности, у Бородина, трещала ружейная перестрелка. Туда, к мосту, бежала пехотная колонна. Через нее, с нашей небольшой батареи у Горок, стреляли в кого-то по ту сторону Колочи. Багговут, на сером, красивом и рослом коне, стоял, сумрачный и подтянутый, впереди своего корпуса, глядя за реку в зрительную трубку. От Михайловской мызы к Горкам на гнедом, горбоносом, невысоком коне несся в облаке пыли, окруженный своей свитой, Кутузов. Прошла всем известная первая половина грозного Бородинского боя. Издав накануне воззвание к своим «королям, генералам и солдатам», Наполеон с утра до полудня всеми силами обрушился на центр и на левое крыло русских. Он теснил и поражал отряды Барклая и Багратиона. На смену гибнувших русских полков выдвигались новые русские полки. Даву, Ней и Мюрат атаковали Багратионовы флеши и Семеновские высоты, они переходили из рук в руки. Флеши и Семеновское были взяты. Вице-король повел войска на курганную батарею Раевского. После кровопролитных схваток батарея была взята. На ней, к ужасу русских, взвился французский флаг. Наша линия была прорвана. Кутузов узнал об этом, стоя с Беннигсеном на бугре, в Горках, невдали от той самой избы, где накануне у Милорадовича было совещание. Князь послал к кургану начальника штаба Первой армии генерала Ермолова. Ермолов спас батарею. В это же время Багговуту, к счастью его отряда, было велено сделать фланговое движение в подкрепление нашего левого крыла. Багговут повел свои колонны проселочною дорогой, вдоль хоромовского ручья, между Князьковом и Михайловского мызой. Французские ядра перелетали через головы этого отряда, попадая в лес, за Князьковом. Багговут, подозвав Перовского, приказал ему отправиться к этому лесу и вывести из него расположенные там перевязочные пункты далее - к Михайловской мызе и к Татаринову. Перовский поднялся от хоромовской ложбины и открытым косогором поскакал к лесу. Грохот адской пальбы стоял в его ушах. Несколько раз слыша над собою полет ядер, он ожидал мгновения, когда одно из них настигнет его и убьет наповал. «Был Перовский - и нет Перовского», - мыслил он. Шпоря с нервным трепетом коня, Базиль домчался к опушке леса, где увидел ближний перевязочный пункт… Была снова атакована батарея Раевского. Наполеон двинул на нее молодую гвардию и резервы. Нападение Уварова на левое крыло французов остановило было эти атаки, но к французам подходили новые и новые подкрепления. Курганная батарея была опять занята французами. «Смотрите, смотрите, - сказал кто-то возле Перовского, указывая с высоты, где стояли колонны Багговута, - это Наполеон!» Базиль направил туда подзорную трубу и впервые в жизни увидел Наполеона, скакавшего, с огромною свитой, на белом коне, от Семеновского к занятому французами редуту Раевского. Все ждали грозного наступления старой французской гвардии. Наполеон на это не решился. К шести часам вечера бой стал затихать на всех позициях и кончился. К светлейшему в Горки, где он был во время боя, прискакал, как узнали в войсках, флигель-адъютант Вольцоген с донесением, что неприятель занял все главные пункты нашей позиции и что наши войска в совершенном расстройстве. - Это неправда, - громко, при всех, возразил ему светлейший, - ход сражения известен мне одному в точности. Неприятель отражен на всех пунктах, и завтра мы его погоним обратно из священной Русской земли. Стемнело. Кутузов к ночи переехал в дом Михайловской мызы. Окна этого дома были снова ярко освещены. В них виднелись денщики, разносившие чай, и лица адъютантов. В полночь к князю собрались оставшиеся в живых командиры частей, расположившихся невдали от мызы. Здесь был, с двумя-тремя из своих штабных, и генерал Багговут. Взвод кавалергардов охранял двор и усадьбу. Адъютанты и ординарцы фельдмаршала, беседуя с подъезжавшими офицерами, толпились у крыльца. Разложенный на площадке перед домом костер освещал старые липы и березы вокруг двора, ягодный сад, пруд невдали от дома, готовую фельдъегерскую тройку за двором и невысокое крылечко с входившими и сходившими по нем. Стоя с другими у этого крыльца, Перовский видел бледное и хмурое лицо графа Толя, медленно, нервною поступью поднявшегося по крыльцу после вечернего объезда наших линий. Он разглядел и черную, курчавую голову героя дня, Ермолова, который после доклада Толя с досадой крикнул в окно: «Фельдъегеря!» Тройка подъехала. Из сеней, с сумкой через плечо, вышел сгорбленный, пожилой офицер. Базиль обрадовался, увидя его: то был Синтянин. - Куда, куда? - заговорили офицеры. - В Петербург, - ответил, крестясь, Синтянин, - с донесением. Тогда же все узнали, что князь Кутузов, выслушав графа Толя, дал предписание русской армии отступать за Можайск, к Москве». |
 «В просторной, лучшей избе мужика Андрея Савостьянова в два часа собрался совет. Мужики, бабы и дети мужицкой большой семьи теснились в черной избе через сени. Одна только внучка Андрея, Малаша, шестилетняя девочка, которой светлейший, приласкав ее, дал за чаем кусок сахара, оставалась на печи в большой избе. Малаша робко и радостно смотрела с печи на лица, мундиры и кресты генералов, одного за другим входивших в избу и рассаживавшихся в красном углу, на широких лавках под образами. Сам дедушка, как внутренне называла Малаша Кутузова, сидел от них особо, в темном углу за печкой. Он сидел, глубоко опустившись в складное кресло, и беспрестанно покряхтывал и расправлял воротник сюртука, который, хотя и расстегнутый, как будто жал его шею. Входившие один за другим подходили к фельдмаршалу; некоторым он пожимал руку, некоторым кивал головой. Адъютант Кайсаров хотел было отдернуть занавеску в окне против Кутузова, но Кутузов сердито замахал ему рукой, и Кайсаров понял, что светлейший не хочет, чтобы видели его лицо.Вокруг мужицкого елового стола, на котором лежали карты, планы, карандаши, бумаги, собралось так много народа, что денщики принесли еще лавку и поставили у стола. На лавку эту сели пришедшие: Ермолов, Кайсаров и Толь. Под самыми образами, на первом месте, сидел с Георгием на шее, с бледным болезненным лицом и со своим высоким лбом, сливающимся с голой головой, Барклай де Толли. Второй уже день он мучился лихорадкой, и в это самое время его знобило и ломало. Рядом с ним сидел Уваров и негромким голосом (как и все говорили) что-то быстро делая жесты, сообщал Барклаю. Маленький, кругленький Дохтуров, приподняв брови и сложив руки на животе, внимательно прислушивался. С другой стороны сидел, облокотивши руку на свою широкую, со смелыми чертами и блестящими глазами голову граф Остерман-Толстой и казался погруженным в свои мысли. Раевский с выражением нетерпения, привычным жестом наперед курчавя свои черные волосы на висках, поглядывал то на Кутузова, то на входную дверь. Твердое, красивое и доброе лицо Коновницына светилось нежной и хитрой улыбкой. Он встретил взгляд Малаши и глазами делал ей знаки, которые заставляли девочку улыбаться... Беннигсен открыл совет вопросом: «Оставить ли без боя священную и древнюю столицу России или защищать ее?» Последовало долгое и общее молчание. Все лица нахмурились, и в тишине слышалось сердитое кряхтенье и покашливанье Кутузова. Все глаза смотрели на него. Малаша тоже смотрела на дедушку. Она ближе всех была к нему и видела, как лицо его сморщилось: он точно собрался плакать. Но это продолжало недолго. - Священную древнюю столицу России! - вдруг заговорил он сердитым голосом, повторяя слова Беннигсена и этим указывая на фальшивую ноту этих слов. - Позвольте вам сказать, ваше сиятельство, что вопрос этот не имеет смысла для русского человека. (Он перевалился вперед своим тяжелым телом.) Такой вопрос нельзя ставить, и такой вопрос не имеет смысла. Вопрос, для которого я просил собраться этих господ, этот вопрос военный. Вопрос следующий: «Спасение России в армии. Выгоднее ли рисковать потерею армии и Москвы, приняв сражение, или отдать Москву без сражения? Вот на какой вопрос я желаю знать ваше мнение». (Он откачнулся назад на спинку кресла)». |
 «Французская армия входила в Москву тремя колоннами. Первая колонна переходила Москву-реку у Воробьевых гор, вторая переходила реку на Филях и вступила в город через Тверскую заставу; наконец, третья, главная во главе с Наполеоном, вступила в Москву через Дорогомиловскую заставу.Въехав на Поклонную гору, Наполеон залюбовался на открывшуюся перед ним чудную панораму Москвы. Смотря в подзорную трубку, он самодовольно улыбнулся и проговорил, обращаясь к окружающим: - Вот она - историческая Москва! Мы ее возьмем, и Россия будет покорена. Я предпишу ей такой мир, какой захочу. Поздравляю вас, господа, с окончанием войны. - Да здравствует император! - громко воскликнула свита. - Да, да, теперь война окончена, и вы, господа, возвратитесь во Францию с неувядаемыми лаврами. Он приказал послать ординарцев в Москву, к заставе, узнать, где русское войско. Он еще не был уверен, что Москву сдают ему без сражения. Спустя немного времени ординарцы вернулись и доложили Наполеону, что русское войско оставило Москву. - Ага! они боятся: тем лучше. Вперед! В Москву! - И, пришпорив своего коня, Наполеон поскакал к Дорогомиловской заставе. У самой заставы он слез лошади и, окруженный блестящей свитой, ждал из Москвы депутации и городских ключей. Наполеон думал, что его, как победителя, встретят с колокольным звоном и с пушечной стрельбой; он привык к овациям, которые делали ему в Вене, в Берлине, в Варшаве и в других городах. Ему нужны были лавры и цветы - но ни того, ни другого не дала ему Москва. Долго ждал Наполеон. Наконец ждать ему надоело, и он сердито отдал такое приказание: - Сейчас же приведите ко мне бояр. Эти русские варвары не знают, как сдают города! Поскакали исполнять его приказание и привели к Наполеону несколько подозрительных, плохо одетых людей, вероятно, то были иностранцы-ремесленники, которым назначено было выехать. Некоторые из них говорили по-французски. - Где же начальство? - сурово спросил Наполеон. - Никого нет, государь, - отвечали ему отрепанные депутаты. - А Ростопчин где? - Он поехал провожать армию, ваше величество. - А жителей в Москве много осталось? - Очень немного, ваше величество, - кто остался, и те попрятались. Эти слова разозлили Наполеона. Он нервно прикусил свою губу и, повернувшись спиною к депутации, крикнул: - Гоните эту дрянь! Оборванную депутацию убрали. Наполеон послал опять своих адъютантов за "почетной депутацией". Но посланные не нашли никакой депутации. Наполеон выходил из себя, в нем сильно уязвлено было самолюбие, ожидания его обманули - гнев просто душил его... Свита безмолвствовала. - Что же, никакой депутации нет? - не глядя ни на кого, сурово спросил Наполеон». |
|
 «Обосновав лагерь в густом березняке близ села Скугарева, Давыдов начал набеги на врага. 2 сентября рано утром он как снег на голову пал на шайку мародеров, орудовавшую в ближнем селе Токарево. Стремительным ударом было захвачено девяносто неприятельских солдат и офицеров, прикрывавших обоз с награбленными у жителей припасами. Едва завершили это дело и раздали поселянам изъятое у них силою добро, как скрытые заранее пикеты донесли, что к Токареву движется еще один вражеский отряд, причем по обыкновению своему следует совершенно беспечно, не выставив даже конных охранений.- Ну, коли неприятель снова в гости пожалует, встретим! - сказал Давыдов. По его знаку гусары и казаки вскочили в седла и затаились за крайними избами. Дав французам подойти чуть ли не вплотную, снова ударили разом. Ошарашенные мародеры, не успев оказать сопротивления, дружно побросали оружие. Добычею стали еще семьдесят пленных. Тут же встал вопрос: а что с ними делать? Не таскать же за собою всю эту голодную, прожорливую ораву? По имевшимся у Давыдова сведениям, в уездном Юхнове французов не было. Город держало в своих руках местное ополчение. Посему, поразмыслив, Денис решил направить транспорт с пленными туда, дабы сдать их юхновскому начальству под расписку. После отправки пленных Денис раздал поселянам неприятельское вооружение: ружья, патроны, сабли, пики, тесаки. Заодно и наказал им смелее оказывать отпор мародерам, которых они уже называли по-своему - «миродерами»... Хотя проведенное дело можно было вполне считать успешным, Давыдов понимал, что поражение вооруженных французских грабителей отнюдь не главная цель, ради которой он послан с отрядом в неприятельский тыл. Намного важнее было наносить удары по транспортам жизненного и военного обеспечения наполеоновской армии. Поэтому он и решил продолжать поиск вдоль Смоленской столбовой дороги в направлении к памятному ему Цареву-Займищу». |
«Наполеон отступал от Вязьмы к Дорогобужу, от Дорогобужа к Смоленску, от Смоленска к Красному. Кутузов шел от Медыни к Быкову, от Быкова к Ельне, от Ельни к Красному.
|
Трескотня ружейной перестрелки и внезапная остановка колонн вывели Наполеона из дремотного состояния.
«Тарутино... Совсем недавно это было заурядное владельческое село, принадлежавшее Анне Никитишне Нарышкиной, а теперь вокруг него вырос целый укрепленный город из шалашей и землянок, расположенных по обеим сторонам большой дороги южнее реки Нары, крутые берега которой могли служить лагерю надежной защитой на случай нападения с фронта. Правое крыло лагеря упиралось в глубокий овраг, левое подходило к самому лесу. Везде были возведены земляные укрепления, усиленные артиллерией. В лесу, заслонявшем лагерь с тыла, солдаты прорубили просеки и делали завалы.
